Мотопутешествие по Алтаю.
Светлана КНЯЗЕВА,
Новосибирск, фото автора
ДРУЗЕЙ МОИХ ПРЕКРАСНЫЕ ЧЕРТЫ...
Не сбывается то, что ты верным считал, И нежданному боги находят пути; Таково пережитое нами. Еврипид.
Светлана Князева, автор этих строк. Преодолев тернии бюрократии, я обзавелась маршрутной книжкой и, стало быть, превратилась в руководителя похода. Передвигалась на Kawasaki KLR250. Однажды за что-то обозвала членов нашей команды «червями», после чего кто-нибудь из них изо дня в день подползал (буквально) и докладывал: «черви» построены, «черви» к потреблению пищи и водки готовы, «черви» отбывают ко сну...
У Толи Окишева из Новосибирска из вещей только палатка, спальник, коврик и котелок. Толя - величайший киник (помните Диогена в бочке? Он был в числе основателей кинизма) нашего времени и опытный мототурист: везде был, всё видел, его все знают и помнят как человека, бросающего мотоциклы под бульдозер. Чуть забегая вперед: в этот раз он собирался похоронить на непроходняке Yamaha XT600E, но ему гнусно помешал Белошапкин.
Сергей Белошапкин, защитив на родине кандидатскую по химии, свалил работать в Ирландию. Но каждое лето навещает свое дикое отечество. Ростом он не вышел - два метра, и весит, как две меня. Мотоцикл - Yamaha Tenere (XTZ660), тоже очень большой. Будучи представителем одновременна русской и зарубежной интеллигенции, Белошапкин долго не позволял себе грязно выражаться. Но уже через три дня пути ругался легко и непринужденно.
Сергей Каминский, житель Новосибирска, перемещается в пространстве на рыжем мотоцикле «Иж-Спорт», который помнит московскую Олимпиаду. Мало того, что железо двухтактное, оно еще тяжелое, вонючее и хреново заводится. У Сереги с собой есть все - особенно по этому поводу негодовал в пути Толя Окишев.
Олег Архипов, барнаулец, стартовал на Yamaha TT250R. Ездил он быстро и страшно - я отворачивалась, чтобы не видеть ямакаси на мотоцикле.
Маршрут пролег по знакомым многим из нас местам: хотели пройти зимник по «трассе» Усть-Кабырза-Верх-Таштып, далее по Хакасии и Туве через перевал Шапшал выйти в Кош-Агач. Андрюха Поддымников посоветовал добираться в Кемеровскую область по таинственной дороге, которой нет на нарте. Послушав его, выдвинулись и гнали 90 км по щебню. Первая ночевка - за крошечной деревней. Наутро обнаружился главный недостаток моих товарищей: все они просыпались невообразимо рано. Полседьмого встают - полвосьмого ехать. Бог им, видите ли, дает! У меня отбирает - им дает? Так и мучилась всю дорогу с этими мутантами: я-то засыпаю только под утро.
Дорога - щебень, вполне доведена до ума (но не до карты). В Таштаголе затарились продуктами и жидкостями. С бензином я выпендрилась - искала заправку со своей стороны дороги. С какой это стати кататься туда-сюда!.. Но заправка попалась лишь одна, слева, а когда поняли, что другой вряд ли дождемся, отъехали уже далеко. Возвращаться было лень, поэтому баки и канистры остались заполненными не под завязку. Каким-то невероятным образом полностью заправленным ехал только Белошапкин.
На этом броде мы и совершили роковую ошибку: переходить его не следовало...
За десять лет, что мы здесь не были, дорогу до Усть-Кабырзы привели в порядок (однако заправку так и не удосужились построить). Сознание хранило память о последнем броде, очень глубоком, с огромными камнями на дне...
На другой день - ремонт. Мотоцикл Каминского, выразив презрение коллективу, прикинулся дохлым. Уж и толкали «рыжего», и колеса пинали, и дверьми хлопали! Поменяли свечи, промыли карбюратор, прозвонили проводку, поковырялись в генераторе. Консилиум постановил: полетела высоковольтная катушка зажигания в генераторе. Запасной нет. Перематывали ее полдня: с катушки - на бутылку, с бутылки - на катушку. Место обрыва, по закону подлости, - в самом конце, около сердечника. Руководитель, переживая за успех группы, тайком попивала коньяк из личной бутылки и выехала вусмерть пьяной, в результате чего упала на первом броде, замочив паспорт и другие ценные хохоряшки. Когда Белошапкин плыл через брод, его мотоцикл раздвигал огромные камни, вода выходила из берегов, и волны выбрасывали на сушу рыбу, а на обратном пути смывали только что выехавшие на твердь мотоциклы. Чей мотоцикл не смыло, тот гонялся на нем за выброшенной рыбой... На том броде, где я утонула, мы совершили ужасную ошибку. Штурман Каминский, стоя на берегу с картой и GPSoM, пытался разъяснить народу, что нам не надо в этот брод, нам - по берегу. Но остался неуслышанным...
На увеличенном отрезке зеленым показано, как мы шли, вдоль кабеля. А желтым - как надо было бы идти...
Зимник начинается собственно за Кичами: сплошные колеи, болота, бревна. К вечеру я перестала узнавать места, по которым двигалась десять лет назад. Дорога местами больше чем на полметра уходила под воду. Глубоко, темно, холодно. У меня ботинки на два размера больше - не бывает «омоновских» бот 36-го размера! И воды в них заливается больше, чем положено; хорошо хоть, что они дырявые - вода тут же вытекает обратно. Мотоциклы оставили на ночь прямо в воде, палатки поставили на сыром берегу. Полил дождь. Некоторые вырожденцы (не будем показывать пальцем) боялись, что ночью здесь пойдут машины. Должно быть, водка кончилась. Водку «черви» и правда выпили еще вчера, у меня же оставался заветный коньяк, которым я отказалась делиться, чем вызвала приступы ненависти соратников.
Авария: КамАЗ с углем съехал с дороги и перевернулся. Никто не пострадал.
Полвосьмого утра истязатели Белошапкин и Окишев вышагивали вокруг моей палатки, производя максимум шума, - будили. Торопились в магазин. Ну, так и быть, поехали. Прекрасно помню, что в парадоксальном походе 98-го года мы прошли зимник за день! И Толик это помнил. Поэтому с минуты на минуту ждали, что откроется перспектива на прекрасную дорогу с заветным магазином. Но дорога становилась только хуже. Мотоциклы застревали, мы падали. Двигались медленно, приходилось ждать друг друга, особенно часто - большой русский мотоцикл. В ожиданиях объедали медвежью ягоду. Медведи здесь водятся точно, и я их панически боюсь, поскольку встречалась с ними лицом к лицу... Вдруг вижу - Толя причесывается. Сие означало лишь то, что люди еще не окончательно вымотались и способны думать об абсолютно немыслимых в тайге вещах. А также о фотографировании (это я про себя). Белошапкин перестанет снимать завтра, Толик потеряет свой фотоаппарат сегодня.
Чтобы не упасть в голодные обмороки, сделали привал. У нас нет хлеба, печенья, конфет, овощей. Белошапкин сгрыз последнюю луковицу, как яблоко. Толя навесил на колеса мота цепи - у него шоссейная покрышка, которая в грязи жестоко буксует. Как самый торопливый, он часто ехал первым, снимая цепями внушительный слой земли. Поэтому скоро вперед пустили Олега - его байк легкий, швыркий, самопроходимый. Последним тащился двухтактник - чтобы невинные не нюхали его выхлоп. Но все равно нам доставалось, когда в очередной раз толкали байк.
Остановились у охотничьей избушки. Наткнулись на нее перед невероятными болотами. Как оказалось, до сих пор дорога была сносной, а теперь нам открылось немыслимое зрелище: не то что ехать - пешком пройти нельзя. Все согласились, что надо искать объезд. Его нашел Толик: выше шла дорога примерно такого же качества, что и раньше. Мы возрадовались, беды не чуя.
Перебортовали резину на «Каве» и «Иже». У меня и Белошапкина тормозные лапки завернулись в каральки. Толик разбил ноги, и, чтобы не усугубить, смастерил защиту из предпоследней пластиковой бутылки... За следующий день продвинулись всего на три с половиной километра. Большую часть времени затратили на распилку бревен - давненько тут никто не ездил. Ощущался дефицит воды - а пить хотелось смертельно: жара, духота, но всему еще достали злобные насекомые. Первый раз «черви» поели только вечером... Дорога спустилась к ручью. Пока одни таскали моты, другие сварили макароны с куриными кубиками. Давненько мы не ели ничего такого вкусного!.. Пока ели, полил дождь...
За рекой очень крутой подъем. Мотоциклы тупо не едут - шлифуют грязь, стоя на месте. Сняли вещи с «Ижа», подняли их на себе - тащили метров триста. За три часа втолкали в подъем «250-ки», дылдомотоциклы остались на середине подъема. На перевале остановило самое толстое бревно. Его пилили и ломали до темноты. Когда я варила кашу, мужики все еще играли в дровосеков. С гречкой съели последнюю банку паштета. Остался еще литр гречки и лапша быстрого приготовления, да у Толи в загашнике нашлись несколько бульонных кубиков (они вызывали странную реакцию: кто их потреблял, начинал ржать). Бензина тоже мало - расход бешеный!
С помощью навигатора и карты выяснили, что ушли с зимника на просеку. От болота дорога тянулась вдоль старого кабеля связи. Мы увлеклись, и спуск на основную дорогу, как выяснилось, прощелкали.
На другой день Толя бросил свой мотоцикл, слив остатки бензина в мотик Олега. У него оказался самый большой расход: чтобы сдвинуть колеса с цепями с места, надо хорошенько погазовать. Дальше Толик пошел с замыкающим процессию Каминским. Но вот Окишев догнал нас и сказал: нет больше сил таскать «Иж»... А «Иж»-то где? Да в болоте! Что делать? Пить хочется нестерпимо. Искать воду или вытаскивать Серегу с «рыжим»? Пешком или на мотах? Набрали воды прямо из болота, вскипятили, выпили. Решили доехать до питья, а потом вернуться за Каминским... Двигаться тяжело - мотоциклы обросли грязью, и ее периодически надо отколупывать.
Последний перевал самый крутой, хотя на нем дорога суше. На подъеме я чуть не сдохла от напряжения: руки отваливались, пот ручьем, я задыхалась... После перевала начался щебень. Наконец-то можно осмотреться: горы, высота, ветра перевалов, зрелище хакасской тайги... Ввиду острой нехватки горючего спускаемся с заглушенными двигателями. И вдруг - ручей! Бросив мотоциклы, кинулись к воде - и пили, пили...
Едем через поселок Усть-Кабырза.
Впереди ожидали выехать на дорогу намного лучше тех, что преодолели. Решили так: молодого ученого и мотоямакаси Олега отправить вперед, а чтобы не застряли, слить с моего KLR оставшийся бензин. Но в баке «Кавасаки» бензина не оказалось - на чем она ехала, неизвестно. Мы с Толей потопали назад пешком, чтобы найти Каминского и вывести его к ручью. Шли часа два. Толе мерещились медведи, он то и дело оглядывался, замирал. В качестве превентивной меры я иногда начинала истошно голосить - пугать косолапых... Серегу обнаружили гораздо ближе, чем оставили утром. Он один из немногих, кто, подобно Мюнхгаузену, умеет вытащить сам себя из непролазного болота. Обнаружили и «Иж»: он надежно утвердился в очередной болотной яме. Вытащили-таки «рыжего»! В честь частичного воссоединения команды «черви» устроили пир - заварили всем по пакету лапши быстрого приготовления и по кружке чая. Красиво жить не запретишь!
Начался дождь, но это еще что - задул шквальный ветер. Стало темно как ночью. Но Толя, презрев вызов стихии, отправился за своими вещами к мотоциклу. Когда вернулся - мокрый насквозь - уже посветлело. И объяснил: это было солнечное затмение, которое происходит раз в триста лет...
Все еще пребывая под неизгладимым впечатлением от соприкосновения с прекрасным (той чудной лапшой), возобновили продвижение. Пару-тройку раз «Иж» застревал так, что мы уж в который раз подумывали: в самом деле, не оставить ли его? Но совершили почти невозможное - и вот «Иж» карабкается на перевал. Однако сил хватило ненадолго, и мы его снова оставили, а сами направились к заветному ручью. Утром вернулись наши крутые мужики: раздобыли спиртное, шоколад и прочие достояния цивилизации. Рассказали, что еще вчера долетели до заправки, вернулись на зимник и совсем немного не доехали до нас - уже в темноте рухнули спать рядом с дорогой. А ночью на них напала лиса! Олег с Серегой пошли спасать «Иж», а кандидат наук - Толину «Ямаху». Белошапкин вручил Толе канистру с бензином, сказал, мол, плесни Светке в «Каву» на глаз литра три, остальное возьмем себе. Толя честно плеснул «на глаз»... Я осталась в лагере одна. Мужики успокоили: в нашем лагере так воняет, что ни один уважающий себя медведь не подойдет. Я старательно дымила костром, прибрала, вымылась... К возвращению Каминского и Олега мне стало плохо: тошнота, температура, слабость. Потом вернулись Толя и Белошапкин... без «Ямахи». От удивления даже я нашла силы поднять голову: Толин мот отказался работать - сел аккумулятор, его сняли и принесли. Решили ехать в ближайший населенный пункт Верх-Таштып, там за ночь зарядить аккумулятор, вернуться к «Ямахе» и эвакуировать ее. Толя застонал: никто из нас не вернется в тайгу, чтобы помочь ему, люди всегда оставляли его без помощи - именно поэтому в походах он и бросал мотоциклы... Белошапкин называл толины песни «плачем Ярославны». Ярославна плакала сутки...
Я же заболела. По всей вероятности, отравилась. Отлеживалась день, а когда пришло время выезжать, выяснилось, что у меня плохо с координацией. За руль моего мота посадили Толю. Он всячески проклинал «Кавасаку», мол, и руль у нее неправильный, и сцепление не работает и вообще она вся вихляет и болтается. Меня взял пассажиром Белошапкин. Через десять километров в «Каве» закончился бензин (тот, который Толя «плеснул на глаз литра три»). Все впали в истерику. Но молодой ученый достал свой котел, с моего бензобака оторвали шланг и стали сосать бензин с дылдомотоцикла прямо в котел... На следующем длинном крутом подъеме Толя исполнил на моем моте сальто. Дальше на «Каве» я поехала сама. Было горестно: от Кичей до Верх-Таштыпа всего-то 54 км, а мы преодолевали их пять дней!
В Верх-Таштып попали затемно. Остановились у МЧСников. Был День ВДВ, в которых служил умная башка Белошапкин. У него не оказалось с собой тельняшки, и по этому поводу он сильно сокрушался. Мы утешали - подкладывали ему пельмени, подливали вкусную и полезную водку. А я вдруг обнаружила в местной газете статейку со знаковым заголовком «Друзей моих прекрасные черты». Да эту песню я вою весь поход!
На следующий день Толик с Белошапкиным и аккумулятором поехали назад в тайгу. Остальные «черви» отъехали за поселок Анчул и встали на реке Таштып. Размышляли: по зимнику мы могли бы проехать за один день, но чего стоят разговоры с применением глаголов условного наклонения... За сим народ, кроме меня и верного Каминского, уже не собирался на Шапшал - всем стало некогда.
У меня началось обострение болезни - красный понос (простите, кто принимает пищу!). Кто-то говорит, что гигиена - враг туриста. Тогда красный понос - друг? Олег встретил товарищей, вместе совершили ритуальное паломничество в магазин. После чего в лагере остался один не пьяный и не больной человек - Серега Каминский. На Олеговом мотоцикле он съездил до того места, где ловит сотовый телефон. Выяснил, что пока Онишев лазил по болотам, у него родились две девочки, в день солнечного затмения. Тут все начали пить за его счастье с удвоенной силой. А Толя, многодетный отец, признался, что боится ехать домой. Как прокормить семью на зарплату механика речпорта? Эх, мотоцикл придется продать. «Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи...» Ему резонно разъяснили, что продавать пока нечего... Кстати, о том, как бригада спасателей вывозила мот из тайги. Аккумулятор-то установили, но обнаружили, что фильтр внутри бака отломился, и весь многолетний отстой радостно ухнул в карбюратор. Разбирать его прямо в лесу не решились, а подвели шланг подачи топлива к дренажному отверстию и подачу регулировали краном. Уже на берегу промыли карбюратор - теперь техника сможет ездить по-человечески.
По дороге в Мугур-Аксы в поисках воды заглянули в такую вот юрту-кафе. Познакомились с Чианой и Анеа (справа)
Толя с Олегом сказали, что на Шапшал точно не поедут. Белошапкин еще думал. Пока думал, ходил за дровами через брод на противоположный берег - на нашем не обнаружил. Насобирает - пилит. И все босиком: мотоботы мокрые, а запасной обуви нет. Только раз промахнулся и пилой - по ноге... Залил кровью весь лагерь - ступить некуда. Ходит и поет: «След кровавый стелется...» Заткнул дырку в ступне туалетной бумагой, замотал изолентой. Так Сергей Белошапкин превратился в инвалида, сделался грустный и почему-то решил на Шапшал тоже не ехать.
Каминского заслали искать аптеку. В этой-то глуши! Обязали купить таблетки для меня, побольше бинтов - для Белошапкина, а не будет бинтов - простыню. Герой Каминский раздобыл дешевых, страшно ядовитых таблеток, которые подействовали уже через час. Белошапкину - полрюкзака бинтов. Тут же некоторые изъявили желание сделать из кандидата наук мумию... Может, во избежание такой перспективы в скором времени он собрался и уехал домой, подарив нам на прощание кучу буржуйского барахла. «Звучат шаги, мои друзья уходят...» - пронеслось в голове.
В Туве много таких мест. Здесь поклоняются духам.
Когда Серега Каминский и я собрались выдвигаться, Толя неожиданно передумал возвращаться. Олег, естественно, - с ним. До Таштыпа мы не добрались - у всех резко кончился бензин. Не кончился только у Каминского. Он доехал до заправки, залился сам, наполнил канистру... В Таштыпе всех, кроме меня, останавливали гаишники. Олег с Толей думали, что все, доездились - у них ротовой «выхлоп», как из жерла цистерны со спиртом. Но им всего лишь сделали внушение... за езду без включенных фар.
Граница Хакасии и Тувы - на Саянском перевале (высота - 2206 м). Дорога такая, будто на ней резвился пьяный бульдозерист. В Туве заметно теплее, но не настолько, чтобы согреться: после недавнего ливня мы промокли до нитки. До Тээли долетели на одном дыхании, отсюда отзвонились домой. Толины девчушки в больнице, жена Лариска одна дома, плачет - Толя несказанно расстроился... Олег домой не звонил, итак знал, что там: домашним он оставил денег на пять дней... За Тээли встали на ремонт техники. У мотов Олега и Толи стерлись колодки (парни так сжились, что даже мотоциклы у них ломаются одинаково), у Серегиного разболтались спицы, у моего провисла цепь.
Мост в Усть-Кабырзе. ЮНЕСКО может брать его под охрану. Не потому что уникальный памятник архитектуры, а потому что мосты - большая редкость в этих краях
От Тээли до Бай-Тала 27 км. Штурман Каминский нашел кратчайшую дорогу к реке Шуй, которой (дороги) нет на карте. Впереди крутой перевал. Мы вышли к началу конной тропы средней паршивости - с прижимами и поворотами под прямыми углами, где мотоцикл, чтобы проехать, должен изогнуться пополам. А еще намни, курумник, подъемы и спуски... Местами - поля, они давали отдохновение измученным мотоциклистам...
Толя с Олегом поехали вперед, мы с Каминским - следом. Через девять километров нам навстречу... наш авангард: мол, впереди зверская «засада» - вертикальные подъемы и спуски. За два дня не пройти, а у них времени больше нет. С тем и уехали назад, пообещав ждать нас у начала тропы, но только до утра. У меня началась истерика: я не обучена возвращаться! Достала коньяк, стала реветь и пить. Наревевшись, чтобы не жечь зря бензин, пошла с Серегой пешком вперед посмотреть, чего испугались наши уже не товарищи. Повстречали тувинца с лошадьми. Он будет проходить мимо наших брошенных мотоциклов, а на них остались все деньги и документы! Памятуя об ужасной репутации тувинцев, спешно вернулись назад. А после снова идти, чтобы обследовать «зверскую засаду», не имело смысла - вечерело. Вещи на плечи и пошли по темноте в лагерь. За мотоциклами вернулись на следующий день...
Каминский всю ночь не спал - после болот у него распух и почернел средний палец, с каждым днем выглядел все хуже (а пусть не показывает пальцы!). У Олега «болит грудь». Инвалиды... Наутро забрали мотоциклы. Толя с Олегом попрощались и уехали. Мир опустел во второй раз. У меня траур, я надела черные носки вместо обычных белых. Команда «Черви» прекратила свое существование... Мы поели, поспали, помылись и поехали в Мугур-Аксы (примерно 330 км), затем в Кош-Агач через перевал Бугузун.
Перед поворотом на Чадан - заправка и столовая. На АЗС встретили несколько УАЗиков с москвичами, среди них оказался врач. Серега подошел проконсультироваться - как скоро отвалится его палец (пошел москвичам средний палец показывать!)? Врач обработал черную опухлость, дал с собой лекарств и ободрил: есть надежда на чудесное исцеление. Впереди - 70 км по асфальту, но следующие полтораста - чудовищные! Сказать, что это гребенка - ничего не сказать. По пути на моем моте вытек амортизатор, и я качалась, как чертик на пружинке.
В Мугур-Аксы не нашли хлеба. В этих краях его можно купить только в больших городах. В поселке Кызыл-Хая все уверяли, что отсюда через Бугузун проложили новую прекрасную дорогу. Если это называется «прекрасная», то что такое «ужасная»? Сплошные камни! К вечеру они вусмерть измотали, и когда мы выехали к берегу, чтобы разбить лагерь, я грохнулась на камнях, и мот меня придавил. Ору истошно! Каминский мечется, пытается поставить свой, только как - на камнях? Бросил-таки «рыжего», приподнял мою «Кавасаку» - я выползла с воплями и причитаниями. Но, вроде, цела. Спрашивается, чего вопила?
Миновали легендарную гору Монгун-Тайга. Она такая огромная, что наблюдали ее весь день. На перевале Бугузун - ничего особенного, если не считать того, что выехали на плохую дорогу. Ну да мы привыкшие. Уже почти перед Кокорями - почти вертикальный спуск к реке Бугузун - это когда даже если выжимаешь все тормоза и едешь на первой скорости, мотоцикл летит все быстрее и орет. Остановить его невозможно, надеешься только на крепость рук, опыт и удачу. И так пока не съедешь или не грохнешься... А ведь по противоположному берегу шла другая дорога, полегче. Но кто же знал!
В Кош-Агач приехали настолько обессиленные, что даже не стали мыться. В таких случаях можно пользоваться способом Толи Окишева: потер себя руками в разных местах - грязь и отвалилась. Утром на последний кэш (банкоматов тут нет) закупили провизию, заправились и, пообедав, отбыли в Большой Яломан. В тени - плюс 30°С, поднялся невероятный ветер, который сдувал нас с дороги и бросал в лицо камни с песком. Потом - дождь, холод, тоска... От Большого Яломана пошли новым составом - к нам подсоединились другие друзья с прекрасными чертами. Но это отдельная история.
|
Источник материала : журнал "МОТО"
